Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Двое охранников, походивших друг на друга, как близнецы, открывают ворота. Один из близнецов по рации докладывает что-то какому-то «Чёрному соколу» на обрывистом языке, лишь отдалённо напоминающем русский, а второй жестами указывает место парковки, которая прилегает к обратной стороне терема.

Парочка вышла из «Ауди». К Яновичу тут же подскочил усатый охранник без автомата, но с кобурой на поясе. Наверное, он главный, подумала Лера, скользя взглядом по его красной повязке на плече и глубокому шраму, пересекающему щёку от виска до подбородка, и ещё по повязке на ноге, на колене. С Лерой усатый не поздоровался, как будто и не заметил её, а Яновича обнял и отвёл в сторону, подальше от машины.

Подпирая водительскую дверь, Лера озиралась вокруг. На стоянке не было видно ни одного свободного места. Каждый квадратный метр заставлен иномарками, блестящими чистотой. На их ярких кузовах и белых пуговицах Леркиного пальто переливаются отблески неоновых фонарей, которые венчают каждый третий прут кованого забора.

Затаив дыхание, Лера смотрит на беседующих друзей: человек со шрамом горячится и жестикулирует, а Валера улыбается глазами и кивает. Ей захотелось узнать, о чём же идёт речь. Она прислушалась, но не поняла ни слова, хотя возгласы усатого были слышны. Когда друзья хлопнули друг друга по рукам, охранник со шрамом стрельнул в Леру взглядом, да так, что та пошатнулась, как от настоящего выстрела, и чуть не съехала по водительской двери на землю. Ей показалось, что это хищник пригрозил ей.

— Вот, красуня моя, приехали. Пансионат, — сказал Янович, доставая из багажника и запечатанное в пластик вечернее платье, и чёрную сумку на ремне.

— Это больше похоже на лагерь какой-то военный, — сказала Лера, чувствуя, как горло пересохло от страха.

— Наша комната на верхнем этаже, ресторан здесь шикарный, артисты, — сказал Янович, игнорируя реплику любимой женщины.

— «Наша комната»? Это шутка? Здесь кругом солдаты с автоматами наперевес, — сказала Лера, цепляясь за руку возлюбленного. — Поехали домой. Мне страшно.

— Лерка, не дури. Мы приглашены на юбилей моего партнёра по бизнесу. Побежали, два часа всего осталось. Надо всё успеть, всё! Я соскучился, дико, еле довёз тебя, а надо ещё переодеться и макияж, — на ходу бросил Янович, увлекая «красуню» на скоростную дистанцию к загадочному терему.

Взявшись за руки, они пересекли порог пансионата-лагеря и очутились в огромном холле, дневным светом в котором была освещена только деревянная резная лестница, убегающая и вверх, и вниз. А правую часть широкого холла, заставленную диванами и барными стойками, окутанную полумраком, Лера почти не рассмотрела, взлетая на четвёртый, последний, этаж вслед за своим человеком-богом.

События сменяли друг друга с такой скоростью, что Лера не рассмотрела даже вид из окна своего номера, не успела. До начала торжества оставалось чуть меньше пяти минут, когда Янович затягивал корсет нового платья на её спине и укладывал волосы горячими щипцами на её взлохмаченной последними часами голове.

Валерий, владевший, как оказалось, каким-то неведомым образом ещё и этим, совсем не мужским искусством, выглядел художником, который наскоро творит шедевр, а Лера — просто счастливой женщиной с распахнутыми лучистыми глазами. Ей даже больно было глядеться в зеркало, отражённые в нём лучи счастья слепили глаза.

Художник поймал вдохновение и на часы не смотрел. Его модель от каждого штриха на веках, взмаха кисточкой для румян, каждого прикосновения мастера становилась всё краше и краше.

— Любимый, — пропела Лера, — а платье откуда взялось? Пальто, костюм, лак, фен… туфельки — это мы точно покупали. Но платье?..

— Лерусь, тебе надо у мамы учиться, — вздохнул мастер, упиваясь вдохновением. — Ты — женщина! Часто выезжаешь за город, с ночёвкой, рядом галантный кавалер, всегда ухоженный. Где твой походный чемоданчик с косметикой и бельём? Эту дребедень ты сама должна собирать. — Валерий прыснул очередную порцию лака на белые волосы.

— Не так уже часто. Но, вообще, принято к сведению. И всё-таки — платье? — забавлялась Лера.

— Платье? — ответил Валерий и отбросил флакон лака для волос на смятую кровать, на которой уже валялись тени, пудра, тушь и кисти из набора. — Вставай, надо потуже затянуть… Ты, родная, сильно исхудала с момента нашей первой, самой первой встречи. Платье сидит не идеально. Я разочарован. — На открытой спине Леры её личный стилист до упора затянул шнуровку белого атласного корсета и сокрушённо помотал головой. — Корсет должен впиться в тело и обтянуть, а здесь влазит палец.

Лера не успела возразить, как её воспитание продолжилось:

— Рёбра скоро кожу пырнут. Не смей истощаться, буду кормить насильно. Я тебя полюбил с первого взгляда. Такой и оставайся навеки, если не хочешь, чтоб разлюбил.

Глаза Леры засияли ещё ярче. Ей казалось, что вот-вот — и она взлетит, и потолок и крыша расступятся, и само небо расправит ей крылья.

— Всё! Всё возможное и невозможное претворил в жизнь. Божественно, — сказал автор, разглядывая своё произведение со всех сторон.

Покатые плечи смыкаются с длинной шеей в одну плавную изогнутую линию, волосы крупными локонами обрамляют голову, цепочка белого золота обняла хрупкие ключицы, а в чувственную ложбинку упала хрустальная капля, и при каждом вздохе эта маленькая звезда изливает сияние. Словно облако, парит юбка вокруг фарфоровых ног, а на талии горит атласная астра, лепестки её тугие и яркие.

— Теперь сама подмажь ресницы. Только смотри — не густи, и около носа не малюй. Помни: вкус заканчивается там, где начинается излишество, — сказал художник.

Лера залилась смехом. Недавний страх исчез даже из памяти.

А Валера улыбается и вдоль широкого подола расправляет её воздушную юбку.

— Учитель, — сказала сквозь смех Лера, — а где же твой смокинг?

— Не удивляйся, красуня. В смокинге сегодня будет только юбиляр. Остальные гости, кроме дам, конечно, в джинсах и пуловере. А дамы — исключительно все в бальных платьях, юбка в пол. Дресс-код такой, — произнёс Валерий, не отрывая взгляда от своего шедевра. В голубых джинсах и сером пуловере из хлопка он выглядел как случайный поклонник восходящей звезды. — Надо ещё хоть чуточку затянуть, — сказал случайный поклонник и рванул шнуровку на корсете звезды.

Лера не успела опомниться, как поцелуй поклонника обжёг её плечо как будто до самых костей страстным, сладострастным огнём, ноги её ослабели, а искуситель опять зашептал на ухо:

— «Ой ты, дзяўчыначка мілая, як жа ты свет упрыгожыла! Ластаўка ты лёгкакрылая…» (строка из песни репертуара ансамбля «Песняры»).

Лера ощутила, как вскипает кровь в её жилах и бьёт в голову, а позвоночник размякает. И вот на месте ожога уже разливается солёная горечь, это ли не грусть? Лера очнулась. Она повернулась к любимому и видит: лицо его потемнело, а глаза странно заблестели. Лера вытянулась струной и обняла ладонями его лицо: